Дело о компенсации морального вреда из-за смерти онкопациентки, которой ошибочно сделали мастэктомию, ушло на пересмотр

SimpleFoto / Depositphotos.com

Верховный Суд РФ отменил отказные решение и постановление районного и облсуда по иску о компенсации родным морального вреда из-за смерти онкопациентки, которой ранее ошибочно удалили молочную железу и проводили непоказанное лечение.

Иск о компенсации морального вреда в связи со смертью матери и жены истцов от рака был заявлен к онкодиспансеру, потому что, по уверению истцов, там женщине оказывали ненадлежащую медицинскую помощь:

• ей неправильно был установлен диагноз,
• ей неправильно была выбрана тактика лечения,
• медперсонал диспансера уклонялся от дополнительного обследования пациентки и назначения ей соответствующего лечения,
• ей заменили лекарственные средства, рекомендованные московскими врачами (частного медцентра) на недопустимые аналоги,
• последний месяц ее жизни лечения не проводилось вообще, никакого,
• при жизни пациентка и сама неоднократно жаловалась на качество медпомощи и отсутствие лекарств, в том числе в Росздравнадзор, в областное Правительство, и даже Президенту РФ.

Районный и областной суды полностью отказали в иске, учитывая следующее:

• проверка Росздравнадзора нарушений со стороны онкодиспансера не выявила, а ЭКМП, организованная ТФОМС, не зафиксировала каких-либо дефектов оказания медпомощи: диагноз поставлен своевременно, лечение адекватное;
• судебно-медицинская экспертиза показала, что 1. пациентке был неверно установлен патогистологический диагноз при отсутствии признаков этого заболевания. По неверному диагнозу была назначена и проведена операция, затем – лучевая терапия. 2. В связи с этими непоказанными обширным оперативным вмешательством и проведенной лучевой терапией состояние ее здоровья ухудшилось и повлекло длительное расстройство (более 21 дня). Именно это расстройство находится в прямой связи с дефектом диагностики и квалифицируется как причинившее пациентке вред здоровью средней тяжести. 3. эксперт не располагает объективно установленной причиной наступления смерти пациентки и поэтому не может разрешить вопрос о возможной связи между недостатками (дефектом) оказания медпомощи и ее смертью;
• таким образом, решил суд, причинная связь между неправомерными действиями онкодиспансера и смертью пациентки не обнаружена. Значит, о компенсации моральных страданий в связи с ее смертью речи быть не может;
• факт причинения ей средней тяжести вреда здоровью при проведении лечения не является основанием для компенсации истцам морального вреда, поскольку вред был причинен не их здоровью;
• сама пациентка при жизни с какими-либо требованиями к онкодиспансеру не обращалась.

Верховный Суд РФ с этим категорически не согласился и вернул дело на пересмотр, указывая вот на что:

• согласно Конституции Российской Федерации, здоровье как неотъемлемое и неотчуждаемое благо принадлежит человеку от рождения и охраняется государством, и каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. При этом семья в РФ находятся под защитой государства, семейное законодательство исходит из необходимости укрепления семьи, построения семейных отношений на чувствах взаимной любви и уважения, а также возможности судебной защиты этих прав;
• следовательно, а также исходя из Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентной практики ЕСПЧ, если нарушены права граждан в сфере охраны здоровья, если жизни и здоровью гражданина причинен вред при оказании ему ненадлежащей медпомощи, то требования о компенсации морального вреда могут быть заявлены родственниками и другими членами семьи такого гражданина. Потому что – исходя из сложившихся семейных связей, характеризующихся близкими отношениями, духовным и эмоциональным родством между членами семьи, – ненадлежащее оказание медпомощи этому лицу может причинить страдания лично им (то есть членам семьи);
• предметом настоящего спора является компенсация морального вреда за причинение истцам нравственных страданий, а не за нарушение принадлежавших умершей пациентке прав в сфере охраны здоровья;
• однако суды не исследовали данные обстоятельства и не делали выводов относительно наличия или отсутствия причинения истцам нравственных страданий в связи с приведенными основаниями иска. Хотя при рассмотрении дел о компенсации морального вреда в связи со смертью потерпевшего иным лицам, например, его родным, суд должен выяснить обстоятельства, свидетельствующие о причинении физических или нравственных страданий именно этим лицам;
• суды неправильно распределили бремя доказывания. Применительно к спорным отношениям онкодиспансер должен доказать отсутствие своей вины в причинении морального вреда истцам в связи со смертью пациентки, медицинская помощь которой была оказана ненадлежащим образом. А суды заставили доказывать это истцов. Диспансер также должен был доказывать отсутствие своей вины в оказании пациентке ненадлежащей медпомощи, неустановлении ей правильного диагноза, что повлекло за собой ненадлежащее лечение (непоказанное обширное оперативное вмешательство и проведение лучевой терапии, находящиеся в прямой связи с дефектом диагностики), приведшие к ухудшению состояния ее здоровья, причинению вреда здоровью средней тяжести;
• в связи с неправильным распределением бремени доказывания вывод судов об отсутствии причинно-следственной связи между недостатками лечения и наступившей смертью и причинением супругу и сыновьям морального вреда нельзя признать правомерным;
• суды должны были оценить доводы истцов о том, что в случае оказания пациентке качественной медпомощи она была бы жива;
• суды должны выяснить, были ли предприняты сотрудниками онкодиспансера все необходимые и возможные меры, в том числе по стандарту оказания медпомощи, для своевременного и квалифицированного обследования пациентки, правильно ли был организован лечебный процесс, имелась ли у диспансера возможность оказать пациентке необходимую и своевременную помощь;
• суды обосновали свой отказ в иске заключением проведенной по делу СМЭ. Однако суды проигнорировали, во-первых, отмеченные СМЭ недостатки в оказании медпомощи (неверный диагноз, последующее лечение, причинившее вред здоровью), а во-вторых, невозможность разрешить вопрос о связи между дефектами медпомощи и смертью. При этом эксперты в заключении особо подчеркнули, что каких-либо посмертных исследований трупа пациентки не проводилось, поэтому для утверждения, что причиной наступления смерти явился тот или иной патологический процесс, отсутствуют объективные основания. Вопрос же о правильности установленного диагноза, указанного в том числе в свидетельстве о смерти, и правильности выбранной тактики лечения, а также о том, могло ли назначенное и проведенное лечение (радикальное удаление молочной железы и лучевая терапия) по ошибочно диагностированному процессу повлиять на последующее развитие заболевания пациентки повлекшее за собой ее смерть, предметом исследования в судебном заседании не являлся и на обсуждение сторон спора судом в нарушение ч. 2 ст. 56 Гражданского процессуального кодекса не выносился.

Итог: дело передано на новое рассмотрение в районный суд.